...дьявол. Я... да похрен.
И всем, блять, похрен.
Меньше часа назад Чез, ёпрст, спас меня от огромного дерьма.
Поезд ехал до Новых черёмушек. Всего одна станция до дома, и...
Выходим, чтобы ждать следующего. Из соседнего вагона вытаскивают дядьку. Ну, дядька. Пьян в дерьмо, морда разбита, нерусский. Прилично, но потрёпано одет. Я благостен. Я слушаю плеер, обнимаю Лялю, хочу поиграть дома. Завтра Джудо, Рокэ, пиво... Торчвуд, Доктор, Берсерк. У меня в руках обиженный Чезаре с хреново заклиринным носом, которому Лиза оторвала хвост (нашли же!).
Дядька ходит. Шатается, спит на ходу. Приближается к нам. Я встаю между ним и Лялей (ещё не хватало, свалится на неё!). И мелькает мне мысль "останови! Вон, там, метрах в двадцати, идёт полицейский. Дотащи к нему, сдай на руки!"
Но.
Я не бог. Я не отвечаю за всех и вся. И не хочу.
Дядько отходит. Дядько шатается...
Шаг.
Два. Три.
Дядько с мерзким хлопком и хрустом падает с платформы.
Подходит поезд.
Ляля морщится. "Какой мерзкий звук". Перед глазами пролетает полжизни. Как прямо у меня за спиной об асфальт размазался идиот, прыгнувший с шестнадцатого этажа. Как я сигал с платформы перед идущим поезом, чтобы вытащить сраную царапучую кошку. Как человеку у меня на глазах в метро оторвало голову зеркалом переднего вагона. как я сам, долбоёб, прыгал с восьмого этажа...
Я бросаюсь, нет, дёргаюсь в сторону лежащего на рельсах человека...
Спрыгнуть, помочь, прижать, блять, между рельсами, постараться оказать хоть какую-то первую помощь...
А у меня Чез. И, ну простите, нахрен мне оно надо...Ведь моя жизнь дороже, ведь у меня жена, почти два ребёнка, люди, которые мне дороги... И Чез в руке.
Все "а вдруг у него тоже" я шлю к чертям в секунду. Бросаюсь в сторону беспечного копа, довольно равнодушно, но громко, заявляю "Там человек упал с платформы".
Полимальчик бежит, люди машут руками. Я закрываю глаза.
Поезд всё же тормозит прямо перед ним. Каким-то чудом.
А дальше? А дальше я, как машина. Я почти уверен, что он не выжил. Он падал чётко на голову. Я НИЧЕГО не сделал, хотя мог. Мог остановить, мог попытаться спасти.
Но.
Честно?
Я струсил. Я слишком замкнулся в своём ванильном тёплом мирке. Я не хочу его терять. И, не будь в руках Чезаре. так много вытерпевшего за один только день, я бы не подумал обо всём этом.
И, бля. Я понимаю, что вам-то всё равно. А вот во мне что-то умерло. И я уже никогда не буду таким, как был.
Простите меня за то, что я трус.