На правах отыгрыша.

[.Мерлин]

Лучше не надо) Я, правда, не знаю, что происходит сегодня со Шляпником.

Хочется сапог. Высокий, чёрный сапог. Прямо на грудь или на горло. Чтобы к Бармаглоту банты, кружева и лирику. Чтобы носом в землю. И чтобы слушать, слушать и слушать твой насмешливый шёпот, которым ты бы рассказывал медленно, вдумчиво, как сейчас будешь меня убивать. И чтобы дыхание сбилось, и чтобы забыть и о вороне, и о письменном столе. Как же я устал...

@музыка: Сергей Калугин - Последний воин мертвой земли

@настроение: Бляяяя......и это я кричал и бил себя в грудь, что я НЕ СЛЭШЕР???

@темы: Безумства, коты и Шляпы), Заметки на полях;, Игра в себя;, Как повороты сюжета в глупом,несмешном кино...;, Мои мысли-мои скакуны;, Просто дни;, Просто сумасшествие;, Куда приводят мечты;, Ой ё!;, Пациенты дурки №;

Comments

[Диран]

И нож у бока. Вспарывает одежду, царапает кожу, запутывается в бесконечных шарфобантах на шее...

[.Мерлин]

И взгляд. Да-да, прямой взгляд через глаза куда-то в душу, или в мозг, Бармаглот бы его побрал... чтобы все мечты и желания вытащить наружу, чтобы дрожь пробирала до костей, выламывая тело... *со свистом втянул воздух*

[Диран]

А глаза отвести нельзя, потому что пальцы сжимают подбородок до синяков, не давая, не позволяя.

[.Мерлин]

Я знаю, тебе нравятся искры в моих глазах. Искры Безумия... или Безумного страха? Дрожь, крупная дрожь по телу. Пересохшее нёбо, беззвучное шевеление губ в мольбе о пощаде. Но куда деться от невыносимого желания прожигающей насквозь боли? Такой, какой не даст никто, кроме тебя...

[Диран]

Деться некуда - некогопозвать. Мира вокруг как будто вообще не существует. Мы одни здесь, а, может быть, не только здесь, а вообще - одни...
Никто не услышит, никто не подумает, никто не помешает...
Я буду заламывать, выворачивать руки и смотреть на тебя, кусающего губы, прикрывающего и жмурящего глаза, на твои дрожащие ресницы - боль и удовольствие на твоем лице так похожи...

[.Мерлин]

Среди затуманенных мыслей невозможно различить ни одной внятной. Обрывки. Твоя сила. Она нереальна. Твои тщательно рассчитанные движения. Они невозможны. Твой взгляд стирает все мои принципы, тщательно выведенные годами. Проще было бы, наверно, и вовсе не смотреть на тебя, но это выше моих сил. Боль, ужас, удовольствие, ненависть и что-то ещё, чему я и вовсе не знаю названия: всё слиплось в один огромный ком, застрявший в горле. Хочется рвануться, вдохнуть немного твоего запаха, заработать ещё один неодобрительный прожигающий взгляд. Я буду шептать проклятия и мольбы, требования и признания, называть чьи-то имена, среди которых только одно, твоё, оставляет на губах солоноватый вкус.
Можешь сломать меня пополам, медленно разрезать на куски. Я, кажется, не одинок в своём Безумии...
Мы здесь одни. Нет-нет, мы и вовсе одни, ты прав. Никто не придёт. А ведь нам никто и не нужен...

[Диран]

Безумие имеет цвет - даже целую гамму. Оно периливается в твоих глазах всеми оттенками желтого и зеленого. Я вижу в них отражение своего взгляда и забываю о цвете собственных глаз... я забываю, я уже не чувствую, где кончается мое тело и начинается твое.
Но я хочу чувствовать тебя. И хочу, чтобы чувствовал ты. Я сжимаю пальцы до боли: моей и твоей. На твоем плече расцветает новый синяк - мои руки сводит судорогой от перенапряжения. Мышцы ног начинают дрожать, но я вдавдливаю тебя в землю еще сильнее. Пытаюсь рвануть попавшую под пальцы ленту, затягивая ее у тебя на горле, но пальцы все еще не слушаются. Я уже кусаюсь, как почуявший кровь и потерявший контроль зверь.
Да. Я усмехаюсь все так же зло и сдержанно. Я так же спокоен - не дрожат даже уголки губ, и голос все такой же ровный, насмешливый и холодный - должно же хоть что-то здесь быть холодным, иначе мы оба просто сгорим, не договорив друг с другом. Но я прикрываю глаза, чтобы ты не видел, что в них мелькает. Хотя мне кажется, что ты все равно заметишь: у тебя же нюх на безумие, ведь так?

[.Мерлин]

Я чувствую. Я в кои-то веки что-то чувствую. Я раскидываю руки и будто бы проваливаюсь в бездну. Вместе с тобой. Я вдыхаю и не могу выдохнуть. Мои глаза отказываются видеть что-либо, кроме тебя. Мои уши слышат только твой вкрадчивый, холодный голос. Что же прячется за всем этим? Твой жар и твой холод... они обжигают как огонь и режут, как нож. Это невозможно передать, выразить словами, об этом никогда и никому не узнать. Да, ты прав, ты бесконечно прав - безумие это всё, что у меня осталось. Я распознаю его во всём, хочешь ты того, или нет. В твоём взгляде, в том, как белеют твои пальцы, в том, как покрывают моё бледное тело алые соцветия синяков. Но я не могу сказать тебе об этом вслух. Ведь я не могу дать тебе понять, что знаю это, что вижу, что просто счастлив от того, что всё, что происходит, не просто способ отделаться от меня... Я снова пытаюсь кричать, вытягиваясь в струнку и несколько картинно подставляясь под твои укусы, я хрипло стонаю, чтобы не дать своему языку требовать у тебя не останавливаться. Я рою пальцами землю, оставляя в ней глубокие неровные борозды, до крови прикусываю губы.
Кажется, сейчас наступит конец света, ведь на землю,где-то совсем рядом, наверно, рухнуло Солнце...

[Диран]

Я сжимаю зубы, глубоко вдыхая, и сдираю с тебя рубшку. Ткань рвется с громким треском, ползет по швам и рядом с ними. Я вцепляюсь ногятми в твое оголенное плечо. Веду тонкие красные линии по коже - они повторяют разрывы на рубашке, очерчивают контуры мышц от плеча до локтя, ниже - к запястью. Нет, ногти царапают не зло и не страстно - а медленно и расчетливо. Но удовольтвие от этого я получаю не меньшее. Я не захлебываюсь эмоциями и потому прекрасно вижу, как ты выгибаешься, шипя, как жмуришься и морщишь нос. По-звериному, по-кошачьи. Я вижу малейшее движение рыжих бровей, появляющиеся и пропадающие мелкие морщинки в уголках глаз.
Я сжимаю пальцы все сильнее, но ты молчишь - стонешь, мычишь, всхлипываешь, судорожно втягивая воздух сквозь плотно сжатые зубы, но молчишь. Я снова хватаюсь за нож, прижимая холодное лезвие к шее, веду по ключицам, груди - ты замираешь, почти не дыша, но все равно молчишь. Я распускаю бант и быстро перевязываю узел, заятгивая его до предела.
- Тебе никто не говорил, что носить шарфы - опасно? - я почти касаюсь губами твоего уха.
Вместо дыхания ты уже хрипишь, ловя ртом воздух, но ни до, ни после того, как я отпускаю цветной лоскут - ты не пророняешь ни слова.
Я со всей силы бью коленом, вцепляясь ногтями уже в оба плеча, пристально смотрю в твое лицо. Я вгрызаюсь в ухо, отплевываясь от рыжих волос.
Скажи... Скажи что-нибудь. Дай мне повод ухмыльнуться и ответить, насмешливо глядя на тебя в упор, дай повод ударить тебя по теплым алым губам, заставляя замолчать

[.Мерлин]

Кажется, всё потеряло смысл. А имело ли оно его вообще когда-либо? Боль, жгучая, горячая, острая, уже стала фоном, необходимым, как воздух, и привычным, как он же. Хочется шипеть и извиваться, что я, кажется, и делаю, сам уже не подчиняя себе некогда послушное тело. Думать о том, останусь ли я жив и во что превращусь уже и не хочется, ведь только сейчас я понял, насколько странные мои отношения с болью. Возможно, эта, конкретная, боль, не чета боли обычной, но её я готов терпеть бесконечно. Твои ногти оставляют на мне отметины, и мне это нравится. Ты холоден, расчётлив и равнодушен, или всё же только хочешь таким казаться, и это выбивает из моей головы остатки разума и здравого смысла. Здесь и сейчас. Ты и я. Что бы ни происходило, это правильно, иначе и быть не может. Я плотно сжимаю губы, прикусывая их до крови, издаю слабый стон, боюсь, слишком напоминающий стон горячей девицы в постели, чтобы сойти за мученический. Я чувствую, как по моим рукам стекают тонкие струйки моей же крови, её вкус в горле и на губах пьянит не хуже крепкого вина, я распахиваю глаза и пытаюсь поймать твой взгляд. Нити твоего Безумия сплетаются с моим, образуя липкую, ажурную, словно кружево на погибшей, изодранной в лоскуты, рубашке, паутину, в которой я запутался до такой степени, что не уверен, смогу ли когда-либо освободиться. Я вижу огонь в твоём взгляде, горящий где-то глубоко внутри, так не сочетающийся со внешним холодом, но выжигающим во мне всё, что раньше было важно. Я жмурюсь от очередного прилива боли, замираю, чувствуя леденящий холод ножа на своей беззащитной коже. Словно во сне, всё замедляется, из-под опущенных ресниц я наблюдаю, как ты тянешься к моему шарфу, наматываешь его на ладонь, затягиваешь. Я хриплю, теряя воздух, снова распахиваю полные ужаса глаза.
- Тебе никто не говорил, что носить шарфы - опасно? - я чувствую твоё горячее дыхание , щекочущее мне ухо. Снова хриплю, пытаясь глотнуть воздуха.
Ты резко отпускаешь шарф, воздух врывается в лёгкие, раздирая их изнутри, по телу прокатывается очередной раскат боли, я облизываю губы и выгибаюсь, когда твои зубы сжимаются на моём ухе. Снова вкус крови в горле, и я уже вовсе не чувствую присутствия своего рассудка. Я упираюсь руками в твою грудь, тычусь носом в острую скулу, словно слепой щенок, ищущий сосок матери, тянусь губами к уху и отвечаю на выдохе, стараясь не подать виду, насколько боль овладела мной:
- Зато это красиво, разве нет?

[Диран]

Когда теплое прерывистое дыхание опаляет ухо, я сначала даже не понимаю - показалось мне или нет. Может быть это очередной хрип, в котором мне так хотелось услышать осмысленные слова... Но нет, ты и правда говоришь. Когда ты заканчиваешь фразу, мои губы уже растягиваются в довольной усмешке.
Я развязываю твой шарф и стаскиваю его, оставляя шею обнаженной. Она выглядит так беззащитно без цветной тряпки: бледная кожа, две пульсирующих жилки, тень в ямочке между ключицами, почти невыступающий, но острый кадык - такой хрупкий, что кажется, рассыпется от одного прикосновения. Провожу по нему пальцами - нет, так только кажется, он много выдержит. Я слегка надавливаю и веду пальцы ниже, к ямочке. Провожу ногтями по ключицам - кожа послушно краснеет, делая и без того выступающие кости заметнее. Как художник выделяющий блики, рефлексы и тени на своей картине, я расставляю кровавые акценты укусов на твоих плечах - мне никогда не хвататло иррациональности и сумасшествия для творчества. Все получалось слишком симметрично, ровно, скучно и строго, не выходя за собственные рамки. Но сегодня я болен безумием, болен тобой - и вот я могу рисовать по тебе дальше, сколько захочу. У меня в запасе только красная краска? Ну и пусть - она тебе идет. Тем более у боли, крови и красного цвета слишком много оттенков. Розоватый - почти белый, пурпурный - темный и резкий, багровый - уже отдающий коричневым на быстро сворачивающейся крови... да даже синий. Хватит, чтобы расписать весь мир. Весь твой мир.
Запомни красный цвет - мой цвет.
Я наклоняюсь и вгрызаюсь в твои губы. И без того алые они темннеют еще сильнее. Я срываю с тебя остатки одежды - хочу видеть контраст моих отметин с твоей бледной кожей. Я веду руками по твоим ребрам, проверяя их на прочность, и пересчитывая - надо же, у тебя их тоже 12, как и у всех. Так странно. Впрочем, ты и в этом остаешься собой: умудряешься удивлять обыденностью, нормальностью, которая для тебя то же - что для нас безумие.
Отрываюсь на мгновение, чтобы глотнуть воздуха, и глажу всей ладонью твое горло. Тебе бы пошел ошейник...
Я снова впиваюсь в губы, почти фиолетовые от моих зубов.
- И для кого же ты наряжаешься?